ПАМЯТИ Владимира Александровича Мурова

Версия 23:40, 25 августа 2021

ПОМНИМ, СКОРБИМ…

10января1937 - 17июля2021

Жизнь скоротечна... Она проходит в борении и горении…
17 июля 2021г. ушёл из жизни Владимир Александрович Муров – один из тружеников-созидателей нашей Альма-матер МИХМа-МГУИЭ. По народному обычаю сегодня, в день светлой памяти, мы: родные, друзья, коллеги и все, кому посчастливилось с ним общаться, вспоминаем о нём как о Человеке, с именем которого связано многое лучшее в нашей жизни.

«И это – всё о Нём!»
Чеховский_Андрей_Витальевич – канд. техн. наук, #выпускник_МИХМа 1972 г.
Рассказы – воспоминания о роли и влиянии Владимира Александровича Мурова на научно-педагогическо-общественную судьбу (жизнь) Андрея Чеховского.

Рассказ первый «Коррозия».
Я, Чеховский Андрей, вообще попал на кафедру коррозии в 1972 году, благодаря В.А. Мурову. Я кончал МИХМ по специальности «Машины и аппараты производства чистых и особо чистых веществ» (каф. ПАХТ). И нам общий курс «Коррозия химической аппаратуры» читал именно В.А. Муров. Он был отличный лектор! И это был сильный толчок: я, если не полюбил сразу этот предмет, по крайней мере, сильно им заинтересовался. Очень она мне понравилась, эта самая химическая коррозия! И, когда на распределении мне предложили остаться работать в МИХМе на кафедре «Коррозии» - я и согласился. О чём не пожалел ни разу за 16 лет работы в МИХМе.

Рассказ второй «Остров и молодой старик».
Я сразу же летом того же года попал в спорт-лагерь для преподавателей на Московском море – Остров «Б». Для вчерашнего студента в то, советское, время преподаватели были просто «небожители». И я опасался, как это я буду там среди них? Но оказалось – они самые обыкновенные люди, такие же, как и мы: спали все в одинаковых палатках, ели все за общим длинным столом, делали все нужные дела в этом лагере самообслуживания. Главнокомандующим там был Борис Германович Балдин, главный яхтсмен института – «препод» с нашей ПАХТ-кафедры. А комиссаром (по советской терминологии) у него был Владимир Александрович Муров, который реально был впереди во всех делах. Еще у них был главный помощник – Бутков Владимир Васильевич (тоже с ПАХТ). Ох, и с замечательной не святой троицей я познакомился! Чудесные дела они затевали: от всяких необходимых работ по самообслуживанию и функционированию лагеря (Рис. 1, 2, 3, 6, 7,) разнообразных соревнований по бадминтону, футболу, волейболу, катанию на водных лыжах, до буквально театрализованных представлений на День Нептуна (Рис. 9,10). И всегда – впереди, как говорят, на лихом коне – Владимир Александрович Муров.

Он был главным по бане, где, хоть каждый день, можно было укреплять здоровье мужскому и женскому населению острова. Если позволял доктор Слава – настоящий доктор, хирург, «неотложка МИХМа» (к.м.н. Вячеслав Фёдорович Гордеев), тоже друг В.А.Мурова. А раз баня, то – нужны дрова, а раз дрова, то – лесоповал! Не такой, конечно, как на Колыме, но тоже очень серьёзный, настоящий (Рис. 4, 5). В.А. Муров был весёлый, подвижный, заводной, неконфликтный, юморной, работоспособный. Мы, вчерашние студенты, будучи моложе его на 10 лет – завидовали этой его кипучей энергии.

Бензопилой командовал Костя-рыбак, моторист – Савин Константин Иванович (мастер по учебному оборудованию каф. Аппаратов хим. производств). Соблюдением техники безопасности (подпиленное толстое дерево могло, падая, убить человека) командовал Берлизев Олег Константинович (кафедра Электротехники). Рубкой ветвей и сучков командовал Севрюков Виктор Николаевич (кафедра ОХТ/ПАХТ). Расколом толстых могучих кусков ствола на поленья командовал главный силач – штангист Бутков В.В. И всем этим командовал, конечно, Владимир Александрович Муров, потому, что это были тактические вопросы существования и выживания лагеря, а главный начальник (главнач) Балдин Б.Г. командовал, решал стратегические задачи с главным мотористом-механиком Константином Харитоновым (зав. лаб. ПАХТ) – задачи по обеспечению катеров топливом, а людей – продуктами питания.

Чудесно, но быстро пролетело это время, и вот, в сентябре все вернулись, в МИХМе начался учебный год и процесс. И на первом заседании кафедры «Коррозии», подводя итоги летнего отдыха, Владимир Александрович рассказывает про меня, молодого специалиста, всему коллективу историю.
«Все нормальные рыбаки сидят на бону-причале и ловят на поплавок приличных лещиков, язиков, плотвичек. Андрей весь день бегает по острову – вырубает в чаще какие-то длинные колья, таскает их в лодку и угребает куда-то за остров, в другие заливы, камыши. Мы ничего не понимаем. На следующий день все опять рыбачат с бона, удачно рыбачат - к вечеру будет свежая жаренная рыба по Костиному рецепту. Андрей сидит в стороне, на полузатопленной барже – какой-то короткой зимней удочкой тюкает – таскает мелочёвку: ёршиков, окуньков. Надёргает почти полное ведро, грузит на лодку, опять уплывает за остров. Обалдеть! Что происходит? Никто не знает. И так длится долго, и, наконец, проясняется к концу смены: оказывается он охотился за крупной рыбой – щукой или судаком, расставлял там, за островом, в заливчиках, жерлицы – специальную снасть для поимки на живца. И вот он, как старик Сантьяго у Э. Хемингуэя, почти 20 дней упорно, но безрезультатно, ходил за этой большой рыбой, и всё-таки, под конец хапнул – притащил нам щучищу! Нам уже поднадоела жаренная белая рыбка, а Андрей раздобыл у егеря коптилку, и самолично закоптил нам горячим копчением на ольхе и эту огромную щуку, и всех белорыбиц от других рыбаков. Вот это был праздник, объедение, пальчики оближешь!»
Так Владимир Александрович прославил меня перед всеми сотрудниками кафедры, и меня, нового человека, сразу там сильно зауважали. Спасибо ему.

Рассказ третий «Поэзия». Ещё одна история с Владимиров Александровичем и со мной произошла значительно позднее – примерно в начале 1980-х годов. Тогда Зав.кафедрой А.А. Шевченко улетел в Африку, негров учить коррозии, В.С. Пахомова сделали проректором по вечернему обучению, и возглавлял нас В.А. Муров. Мы его звали ЗамЗав – заместитель заведующего. А в это время шла в стране борьба с алкоголизмом. Везде создавались «Общества борьбы за трезвость». У нас на кафедре (или даже на факультете – сейчас забыл) председателем «Общества борьбы за трезвость был В.А. Муров. И вот: конец зимы, начало весны, мужской и женский праздники пришли, и мы, рядовые сотрудники, идём к В.А. Мурову: «Как быть дальше?». Он говорит: «Ребята! Традиции нарушать не будем. Женщин поздравим!». И на этой волне родился у меня стих, который я Владимиру Александровичу подарил тогда:
Голубая штора, карие глаза…
ЗамЗав готовить Праздник нам мило приказал.
Мило мы спросили: «Метель не крутит там?,
Не пора ль нам выпить – поздравить милых дам?».
Он ответил мило: «Нынче на этаж
Кто-то поднимается… С ректората, аж!..
Задвинь плотнее шторы, запри покрепче дверь.
У нас у всех на сердце, без этого – метель!..»
Владимир Александрович был тогда очень доволен и сильно похвалил меня: «Ты настоящий поэт!». Я говорю: «Не поэт, а плагиатор. Любая женщина узнает здесь стихи С. Есенина». Он говорит: «Нет – поэт! Ты женщинам это не дари, а подари мне. И - твори, бейся, гладиатор, дальше!». На том мы и порешили.
Вот так В.А. Муров неоднократно говорил про меня всякие хорошие вещи, хвалил меня и в дальнейшем за мои как бы поэтические и прозаические, и научные достижения. Но об этом я расскажу позднее, при случае.

Рассказ четвертый «Инициатива – наказуема?».
Когда я уже проработал на кафедре «Коррозия» 1,5 года и изучил глубоко (теорию и практику) спецкурс «Электрохимическая коррозия металлов», ходя на лекции к В.С. Пахомову в спецгруппу коррозионистов вечернего обучения, произошла такая история. Я имел теперь такие же знания по предмету «Теории коррозии металлов», как студенты спецгруппы, но более глубокие, чем у них, знания по предмету «Процессы и аппараты химической технологии», так как это был мой спец-предмет при обучении и окончании МИХМа. И я решил объединить эти свои знания и рассмотреть процесс коррозии, как комплексный сложный процесс: массоперенос в жидкой фазе плюс гетерогенная химическая реакция на поверхности металла. И тогда можно, используя хорошо известные в теории массообмена методы и, так называемые, критериальные уравнения, рассчитывать скорость коррозии металлов в различных температурных условиях, в различных гидродинамических режимах движения агрессивной среды. У меня даже появился новый критерий (типа известных в теории тепло-массообмена критериев Рейнольдса, Прандтля, Грасгофа), который комбинированно учитывал кинетику электродных реакций и диффузионную кинетику. Я все это подработал и доложил на научном семинаре кафедры. И вот удивительно: мой непосредственный научный руководитель, начальник группы «металлистов» В.С. Пахомов отнёсся довольно скептически к этой идее. А Владимир Александрович Муров просёк всё моментально, и очень одобрил и поддержал меня, говоря: «Это здорово! Появляется возможность рассчитывать скорость коррозии материала оборудования в различных технологических условиях на стадии проектирования, используя то, что уже известно в других направлениях науки».
Это говорит о высокой научной компетенции В.А.Мурова, о его «вдаль смотрящности». Он сильно похвалил меня тогда: «Фактически, молодой специалист, только изучил нашу коррозию, а уже предлагает такие дельные вещи».
И позднее В.А. не раз интересовался у меня, как продвигаются мои изыскания и моя работа в этом направлении? Но она не продвигалась по ряду причин (работал-то я младшим научным сотрудником у В.С. Пахомова).
И Владимир Александрович Муров это «непродвижение» сильно не одобрял.

Рассказ пятый «Научное руководство».
Значительно позднее, в середине 80-х годов, после защиты мной кандидатской диссертации, мне, по должности старшему научному сотруднику, наш руководитель В.С. Пахомов поставил задачу: помогать завершать диссертационную работу очному аспиранту из ГДР Рудольфу Виденбеку. А сам улетел в Англию на 3 месяца, на стажировку. Я вник в работу Виденбека (щелевая коррозия в условиях движения среды). Увидел, что у него хорошие, интересные результаты. Мы с ним всё доработали, разобрали, обсудили, нашли объяснения, сделали выводы и подготовили текст доклада для предварительной защиты на кафедре. Успели в срок. Вернулся, как раз, из Англии В.С. Пахомов. И вот: я кладу ему на стол текст доклада с рисунками (эскизами плакатов). Он долго читает, листает… и в конце, с недовольным выражением на лице, отдает мне листки и довольно резко заявляет: «Ерунда! Нет здесь диссертации! Это выставлять на защиту нельзя!». Это была, фактически, оценка моего 3-х месячного труда с его аспирантом. Не знаю, почему он так решил? Я уже был довольно опытный научный сотрудник и понимал, что он глубоко не прав! И я просто рассердился на него и решил: Нет – будем готовить к защите! Мы стали делать плакаты. Помогали инженеры нашей группы,– Дмитрий Шанаурин, Александр Абрамов. В.С. Пахомов был зол, как чёрт, и к нам не приходил. И мы сделали. И вот – предзащита. Р. Виденбек делает доклад, отвечает на вопросы, защищается. Слово – преподавателям (Учёному Совету). И первым выступает не руководитель В.С. Пахомов, а В.А. Муров! Он говорит: «Мне очень понравилось. И работа хорошая, и защищается парень здорово! У меня на памяти – впервые такое: за 3 года очной аспирантуры человек сумел сделать полную работу, и такую хорошую работу. Рекомендую его на Учёный Совет Института – без вопросов!». Это была, фактически оценка меня, моей работы, поскольку все знали, что с пахомовским аспирантом последние полгода работал я, как научный руководитель. Владимир Александрович выступил, как объективный учёный, опытный педагог и порядочный человек. И даже, как психолог, умелый координатор-дипломат: он видел, что В.С. Пахомов – против, и выступил первым с положительной оценкой, задавая всеобщий тон. Он защищал и возвышал меня. Вот такой Человек!

Рассказ шестой «Педагогика».
Я уже проработал лет 13 на кафедре «Коррозия», защитил диссертацию, был старший научный сотрудник. Все годы совмещал научную работу с преподавательской: вёл лабораторные работы, руководил курсовыми и дипломными проектами, читал лекции, замещая штатных преподавателей. И Владимир Александрович Муров, как секретарь парторганизации кафедры, инициировал выдвижение меня на чисто учебную работу – кафедра рекомендовала меня ректорату для перевода в штат основных преподавателей. Однако, ректорат отказал в этом, назвав причины: - беспартийный, - разведённый (т.е. аморальный), - не в срок защитил диссертацию (испортив плановые показатели институту в социалистическом соревновании). Отказали.
Владимир Александрович потом как бы извинялся передо мной: «Видишь, мы сделали всё, что могли. Но мы не всесильны…».
Опять здесь проявилась его позиция, как Педагога (надо пополнять кадры хорошими специалистами!), и его чисто человеческая порядочность.

Рассказ седьмой «Опять наука».
В ходе выполнения своей диссертационной работы «Активное растворение металлов в условиях теплопередачи» я экспериментально обнаружил совершенно неожиданные эффекты. Я работал со всем известной, так называемой, равновесной системой: медный электрод в растворе соли меди (Cu / CuSO4). Ещё из лекций В.А. Мурова и из учебников мне (и всем) была известна линейная зависимость электродного потенциала металла от логарифма активности его ионов в растворе – иллюстрация уравнения Нернста. Так вот, я обнаружил, что в некоторых условиях движения среды и теплопередачи, эта зависимость нарушается: меняется угол наклона прямой, т.е. меняются константы в уравнении Нернста. Это совершенно противоречило теории. Причем, странная вещь – эта стандартная, известная зависимость ФMe=RT/nF*lnAMe – менялась в зависимости от освещенности лабораторного стола и электрохимической ячейки с электродами. При зашторенном окне – одна зависимость, при ярком освещении (окно – без штор) – другая зависимость. Это – вообще нонсенс!
Я доложил на семинаре кафедры. Все металлисты (В.С. Пахомов, А.Г. Паршин) сказали: «Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда!». А не металлист В.А. Муров сказал: «Но, ведь, эксперимент показывает. Это факт! Хорошо бы покопать...».
Но я-то уже покопал, литературку почитал, и понял, что в этих моих гидродинамических условиях (турбулентный режим течения, теплоотдача от металла к раствору (tмe>tж)) на поверхности металла образуется тонкая плёнка оксида меди, и система выходит из состояния стандартного равновесия. Этот слой оксида меди обладает свойством фоточувствительности. Реализуются совершенно другие электродные реакции, и скорость анодного растворения металла резко уменьшается. Владимир Александрович, как специалист по защитным покрытиям, сразу это глубоко понял и активно подхватил: «Это же вы нащупали метод образования на металлической поверхности защитных пассивирующих пленок. Это – защита от коррозии изделия! Надо это дело раскручивать!».
Но В.С. Пахомов сказал: «Зарой! Это - за пределами твоей данной диссертации. Вот защитишься и тогда, остепенённый, будешь дальше развивать это направление». Это было логично, я наивно поверил, думал: займусь потом. Но я не знал, что после моей защиты на меня навалится работа с аспирантами В.С. Пахомова. Она навалилась! Одна сменяла другую, и те мои идеи почили в бозе…
Владимир Александрович позднее, время от времени, спрашивал: «Как? Продвигается то дело?». И, узнав, что не продвигается, расстраивался сильно, и однажды выразился резко и даже грубо: «Эх, ты! Что же ты, так и будешь, б..дь, до седых яиц писать диссертации Пахомову?!..». И это, похоже, стало последней каплей: я завершил работу с разделами докторской диссертации В.С. Пахомова, мы с Ларисой Матюшиной сделали ему рисунки в диссертацию и плакаты для защиты, и летом 1988 года я ушёл из МИХМа в среднюю школу г. Пушкино. В.С. Пахомов просил меня дотерпеть до декабря (до защиты в Карповском НИФХИ), так как там предстояло много работы по написанию отзывов на диссертацию от оппонентов. Но я не согласился, так как в школе в сентябре начинался учебный процесс, а после декабря, в середине учебного года, я никому бы уже не был нужен. В.С. Пахомов посчитал это предательством с моей стороны и никогда не простил мне этого.
Таким образом, в этом рассказе видно, что Владимир Александрович Муров был настоящий, мудрый учёный, педагог, психолог и просто замечательный человек. Спасибо ему, что был с нами.

Рассказ восьмой «Писатель».
В конце 80-х, на волне перестройки, я ушел из МИХМа на работу в среднюю школу г. Пушкино: преподавал 13 лет Химию, Физику, Математику, Информатику; потом – 7 лет в железнодорожном техникуме: Инженерную графику, Информатику, Теорию горения. Потом я, сокращенный трижды из-за реорганизации учебных заведений, сделался пенсионером-репетитором (Мат-Физ-Хим). И, спустя 10 лет работы, как раз к своему 70-летнему юбилею, подытожил всё, написал и издал в виде книжек: «Рассказы о школе», «Постюбилейное. Философские заметки», «Постюбилейное. Переписка в одни ворота». И подарил эти произведения своим коллегам, старшим товарищам: Э.А. Скуратовой, А.А. Шевченко, В.А. Мурову.
Владимир Александрович, познакомившись с ними, сказал мне по телефону: «Виталич! Я в шоке! Зачем ты прозябал столько лет в этом грёбанном МИХМе?! Ты же – настоящий писатель!! Без всяких шуток!». Я сказал: «Я там учился писать… Вспомните, сколько я там написал отчётом НИР, диссертаций – свою и, частично, другие». Владимир Александрович сказал: «Нет. Мы тоже писали отчёты и диссертации. Но мы не стали писателями. А ты стал писателем. Настоящим. Молодец!».
Эта высокая оценка со стороны Владимира Александровича – очень была мне по сердцу.
И опять здесь проявились тонкое понимание всего Владимиром Александровичем и его прозорливость: прошло 2 года и в 2021 году, после экспертизы этих моих произведений, меня приняли в члены Российского союза писателей (РСП)! Буквально – в начале этого лета. Я хотел сообщить это моим коллегам, в том числе Владимиру Александровичу, на своём дне рождения. Но ужесточившийся ковид и безвременная кончина В.А. Мурова – не позволили этого сделать…
Вот уж Он бы, узнав, порадовался! - это точно!
Вот и всё.
Июль 2021 г. А. Чеховский

Надежда Осетрова/Бушева (инженер кафедры «Коррозия»).
Воспоминания о Владимире Александровиче у меня самые тёплые, конечно. Но я не писатель, вряд ли это будет кому-то интересно.
Я помню просто доброго, веселого, хорошего, красивого и модного человека, всегда в начищенных до блеска ботинках и отглаженных брючках.
Можно сказать, что я не смогла бы вспомнить ничего плохого, ни одного некрасивого поступка. Храню его автограф, оставленный в фотоальбоме «Варшава-Москва», подаренном мне, тогда ещё лаборанту кафедры Коррозия на день рождения.

Людмила Ивановна Иванова (ст. научн. сотрудник кафедры «Коррозия»).
Ушел от нас наш дорогой друг и наставник – Владимир Александрович Муров. Умный, большой эрудит, справедливый, жизнелюбивый, красивый. Всегда подтянутый, спортивный, элегантный, с отличным чувством юмора. Я часто вспоминаю наши заседания, касающиеся рабочих моментов и жизненных ситуаций. Мужчина оценивается по своим делам, а сделал Владимир Александрович немало. Все женщины кафедры были в него тайно влюблены.
Вечная ему память и царство небесное.

Юлия Черняк (Мурова)
Дорогие друзья! Спасибо большое, очень Вам благодарна за теплые слова о папе . Он прожил долгую счастливую жизнь, оставил после себя не только память но и Петушки, остров Б , здание МИХМа, нас с братом воспитал сильными, надёжными и ответственными людьми с отличным чувством юмора. Светлая ему память. Жаль , что последние Михмачам уходят, МИХМ очень много значил для всей нашей семьи. Берегите себя, здоровья и всех благ.
Я, Чеховский Андрей, вообще попал на кафедру коррозии в 1972 году, благодаря В.А. Мурову. Я кончал МИХМ по специальности «Машины и аппараты производства чистых и особо чистых веществ» (каф. ПАХТ). И нам общий курс «Коррозия химической аппаратуры» читал именно В.А. Муров. Он был отличный лектор! И это был сильный толчок: я, если не полюбил сразу этот предмет, по крайней мере, сильно им заинтересовался. Очень она мне понравилась, эта самая химическая коррозия! И, когда на распределении мне предложили остаться работать в МИХМе на кафедре «Коррозии» - я и согласился. О чём не пожалел ни разу за 16 лет работы в МИХМе.