М.А. Ластовцев. Воспоминания о профессоре МИХМа Александре Михайловиче Ластовцеве

Материал из Wiki
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
(Новая страница: «'''CURRICULUM VITAE''' (лат. «:Жизненный путь») <br> == Предисловие == Воспоминания об отце задуманы мн…»)
 
Строка 2: Строка 2:
  
  
== Предисловие ==
+
'''Предисловие'''
 +
 
Воспоминания об отце задуманы мною давно, еще, когда он был жив. Думаю, они представят интерес для его соратников по науке, которых уже, к сожалению, почти не осталось, для его учеников и молодого поколения студентов. Я старался, прежде всего, воспроизвести атмосферу научной жизни и жизни вообще в «то» время, которое ушло безвозвратно, вспомнить знакомых и друзей отца. Эти воспоминания не совсем лично мои.  Его молодые годы, учеба в гимназии и в институте, начало работы инженером, первые научные успехи, военные годы — все это описано по рассказам моего отца, по многочисленным дневникам, которые он вел с 1926 года, а также по его материалам к «Curriculum vitae» — так называются автобиографии и мемуары на классической латыни, которую с гимназических лет он помнил и очень любил за лаконизм и точность мысли. Возможно, он так бы и назвал собственные мемуары, которые на склоне лет мечтал написать и опубликовать с подзаголовком «Записки химика».  Случаев из своей жизни отец рассказывал мне очень много, и ценность этих рассказов понимали мы оба.  Он даже советовался со мной, надо ли включить тот или иной эпизод. Его, прекрасного рассказчика, я готов был слушать бесконечно. Любопытно, что на некоторые мои вопросы, он, оказывается, ответил... письменно, с указанием даты и повода к разговору (!). Но я об этом узнал, к сожалению, только разбирая его архив, где были и записные книжки... Смерть помешала отцу осуществить его замысел.  Многое рассказывали мне об отце моя мать, Мария Петровна Ластовцева (Перфилова) и бабушка по матери.  Сам я помню отца с 1941 года, когда он уходил на фронт, и помню его довольно отчетливо — мне было уже четыре года. Я помню даже его мать, другую бабушку, погибшую во время войны — за год до нее она приезжала к нам в Подмосковье. А вот годы эвакуации и послевоенная жизнь отца прошли у меня на глазах. Когда же я поступил в МИХМ, а позже стал кандидатом технических наук, то был уже как бы его «собратом» в науке, свидетелем главных событий в институте, благодарным слушателем планов отца, его суждений, сокровенных дум и желаний.
 
Воспоминания об отце задуманы мною давно, еще, когда он был жив. Думаю, они представят интерес для его соратников по науке, которых уже, к сожалению, почти не осталось, для его учеников и молодого поколения студентов. Я старался, прежде всего, воспроизвести атмосферу научной жизни и жизни вообще в «то» время, которое ушло безвозвратно, вспомнить знакомых и друзей отца. Эти воспоминания не совсем лично мои.  Его молодые годы, учеба в гимназии и в институте, начало работы инженером, первые научные успехи, военные годы — все это описано по рассказам моего отца, по многочисленным дневникам, которые он вел с 1926 года, а также по его материалам к «Curriculum vitae» — так называются автобиографии и мемуары на классической латыни, которую с гимназических лет он помнил и очень любил за лаконизм и точность мысли. Возможно, он так бы и назвал собственные мемуары, которые на склоне лет мечтал написать и опубликовать с подзаголовком «Записки химика».  Случаев из своей жизни отец рассказывал мне очень много, и ценность этих рассказов понимали мы оба.  Он даже советовался со мной, надо ли включить тот или иной эпизод. Его, прекрасного рассказчика, я готов был слушать бесконечно. Любопытно, что на некоторые мои вопросы, он, оказывается, ответил... письменно, с указанием даты и повода к разговору (!). Но я об этом узнал, к сожалению, только разбирая его архив, где были и записные книжки... Смерть помешала отцу осуществить его замысел.  Многое рассказывали мне об отце моя мать, Мария Петровна Ластовцева (Перфилова) и бабушка по матери.  Сам я помню отца с 1941 года, когда он уходил на фронт, и помню его довольно отчетливо — мне было уже четыре года. Я помню даже его мать, другую бабушку, погибшую во время войны — за год до нее она приезжала к нам в Подмосковье. А вот годы эвакуации и послевоенная жизнь отца прошли у меня на глазах. Когда же я поступил в МИХМ, а позже стал кандидатом технических наук, то был уже как бы его «собратом» в науке, свидетелем главных событий в институте, благодарным слушателем планов отца, его суждений, сокровенных дум и желаний.
 
Воспоминания всегда субъективны, но все же я пытался, как мог, не грешить против правды. В последние годы отец часто говорил, что слишком стар и болен, чтобы говорить неправду, поэтому ему уже некого и нечего бояться.  Эти его слова, не лицемеря, я могу с полным основанием теперь отнести и к себе.
 
Воспоминания всегда субъективны, но все же я пытался, как мог, не грешить против правды. В последние годы отец часто говорил, что слишком стар и болен, чтобы говорить неправду, поэтому ему уже некого и нечего бояться.  Эти его слова, не лицемеря, я могу с полным основанием теперь отнести и к себе.
 
Выражаю благодарность моей жене Галине Николаевне Ластовцевой за неоценимую помощь в работе и Надежде Николаевне Гольтяковой за техническое содействие.
 
Выражаю благодарность моей жене Галине Николаевне Ластовцевой за неоценимую помощь в работе и Надежде Николаевне Гольтяковой за техническое содействие.
Глава I. Детство отца и гимназия (1901—1919)
+
 
 +
'''Глава I. Детство отца и гимназия (1901—1919)'''
 +
 
 
Никогда не думал, что мне придется описывать начало прошлого века, когда меня еще и на свете-то не было, описывать жизнь отца, показать его друзей и врагов, соратников по науке. В конце своего жизненного пути он мечтал сделать это сам, но не успел и завещал мне. И я исполнил это, как мог...
 
Никогда не думал, что мне придется описывать начало прошлого века, когда меня еще и на свете-то не было, описывать жизнь отца, показать его друзей и врагов, соратников по науке. В конце своего жизненного пути он мечтал сделать это сам, но не успел и завещал мне. И я исполнил это, как мог...
Александр Михайлович Ластовцев родился 12 (25) августа 1901 года в городе Ростове-на-Дону в семье служащего. Его отец, Михаил Игнатьевич Ластовцев, 1868 года рождения, многие годы трудился бухгалтером французской фирмы «Гулье—Бланшар». Позже мой отец вспоминал о нем так:  
+
Александр Михайлович Ластовцев родился 12 (25) августа 1901 года в городе Ростове-на-Дону в семье служащего.
 +
[[Файл:Дед.jpg|300px|thumb|left|Михаил Игнатьевич Ластовцев с сыном]]
 +
Его отец, Михаил Игнатьевич Ластовцев, 1868 года рождения, многие годы трудился бухгалтером французской фирмы «Гулье—Бланшар». Позже мой отец вспоминал о нем так:  
 
— Будучи по горло занят на работе, твой дед уделял мне сравнительно мало времени. Когда я учился в гимназии, доходило до того, что он иногда спрашивал меня: «Шура, ты в котором классе?» (!) Но он был светлой личностью во всех отношениях: образцовый семьянин, он не пил, не курил, был чрезвычайно трудолюбив, имел мягкий, покладистый характер. Я его очень любил. Он исподволь, своим примером научил меня целеустремленности и усидчивости, привил
 
— Будучи по горло занят на работе, твой дед уделял мне сравнительно мало времени. Когда я учился в гимназии, доходило до того, что он иногда спрашивал меня: «Шура, ты в котором классе?» (!) Но он был светлой личностью во всех отношениях: образцовый семьянин, он не пил, не курил, был чрезвычайно трудолюбив, имел мягкий, покладистый характер. Я его очень любил. Он исподволь, своим примером научил меня целеустремленности и усидчивости, привил
 
любовь к труду, к знаниям. Выработал у себя каллиграфический почерк и даже красиво переписал мне... пояснительную записку к дипломной работе, когда я заканчивал институт (!). Эта копия моей работы была мне очень дорога, но в годы войны она пропала. Ежедневно заставлял меня писать буквы алфавита, когда я учился еще в приготовительном классе гимназии. Ему я обязан тем, что тоже пишу теперь каллиграфически, а не каракулями, как многие. Не имея высшего образования, он, однако, прекрасно владел французским и немецким языками, вел на них всю коммерческую и техническую переписку фирмы, знал итальянскую (двойную) бухгалтерию. Начальником моего отца был управляющий ростовским отделением фирмы Август Адамович Бендер, прапорщик в отставке, мой крестный отец. Потом кому ни расскажу, все смеются: «Бендер?.. Остап?!» Нет, это был не проходимец, а человек совсем другого склада: исключительной порядочности и большого ума. Он часто бывал в нашем доме и любил меня как сына. Интересовался моими успехами в гимназии, играл со мною. Мать, твоя бабушка Мария Васильевна  Ластовцева  (девичья фамилия Бойченко), 1880 года рождения, отдавала все силы дому и детям. Она была женщина образованная, владела французским, неплохо играла на фортепьяно. Именно она привила сыну, то есть мне, твоему отцу, любовь к музыке и выучила меня французскому — владею им свободно. Только потом говорить было особенно не с кем. Такой случай, правда, представился, мне только в 41-ом, на фронте. Там я познакомился с другим военным, тоже знавшим французский. Мы отводили душу, болтая на этом языке, пока все чуть не закончилось трагически. В период «активной обороны», как тогда называли обстановку на фронте, мы сидели с моим приятелем в отдельном окопчике, беседуя, как истые парижане. Как вдруг окопчик наш стало накрывать плотным пулеметным огнем с наших же позиций. Оказывается, наши разговоры приняли за... немецкую речь (!). По счастью, все обошлось. Только вот с другом по-болтать больше не пришлось: через пару дней его убило... Ты спрашиваешь про фортепьяно? На нем мне удалось сыграть лишь спустя много лет — лишь в 1960 году.
 
любовь к труду, к знаниям. Выработал у себя каллиграфический почерк и даже красиво переписал мне... пояснительную записку к дипломной работе, когда я заканчивал институт (!). Эта копия моей работы была мне очень дорога, но в годы войны она пропала. Ежедневно заставлял меня писать буквы алфавита, когда я учился еще в приготовительном классе гимназии. Ему я обязан тем, что тоже пишу теперь каллиграфически, а не каракулями, как многие. Не имея высшего образования, он, однако, прекрасно владел французским и немецким языками, вел на них всю коммерческую и техническую переписку фирмы, знал итальянскую (двойную) бухгалтерию. Начальником моего отца был управляющий ростовским отделением фирмы Август Адамович Бендер, прапорщик в отставке, мой крестный отец. Потом кому ни расскажу, все смеются: «Бендер?.. Остап?!» Нет, это был не проходимец, а человек совсем другого склада: исключительной порядочности и большого ума. Он часто бывал в нашем доме и любил меня как сына. Интересовался моими успехами в гимназии, играл со мною. Мать, твоя бабушка Мария Васильевна  Ластовцева  (девичья фамилия Бойченко), 1880 года рождения, отдавала все силы дому и детям. Она была женщина образованная, владела французским, неплохо играла на фортепьяно. Именно она привила сыну, то есть мне, твоему отцу, любовь к музыке и выучила меня французскому — владею им свободно. Только потом говорить было особенно не с кем. Такой случай, правда, представился, мне только в 41-ом, на фронте. Там я познакомился с другим военным, тоже знавшим французский. Мы отводили душу, болтая на этом языке, пока все чуть не закончилось трагически. В период «активной обороны», как тогда называли обстановку на фронте, мы сидели с моим приятелем в отдельном окопчике, беседуя, как истые парижане. Как вдруг окопчик наш стало накрывать плотным пулеметным огнем с наших же позиций. Оказывается, наши разговоры приняли за... немецкую речь (!). По счастью, все обошлось. Только вот с другом по-болтать больше не пришлось: через пару дней его убило... Ты спрашиваешь про фортепьяно? На нем мне удалось сыграть лишь спустя много лет — лишь в 1960 году.
 
Расскажу тебе и про твоего прадеда, деда моего, что знаю. Дед, Игнатий Леонтьевич Ластовцев, окончил среднетехническое училище в Харькове
 
Расскажу тебе и про твоего прадеда, деда моего, что знаю. Дед, Игнатий Леонтьевич Ластовцев, окончил среднетехническое училище в Харькове
 +
 +
[[Файл:. jpg|300px|thumb|right|]]

Версия 22:01, 20 мая 2015

CURRICULUM VITAE (лат. «:Жизненный путь»)


Предисловие

Воспоминания об отце задуманы мною давно, еще, когда он был жив. Думаю, они представят интерес для его соратников по науке, которых уже, к сожалению, почти не осталось, для его учеников и молодого поколения студентов. Я старался, прежде всего, воспроизвести атмосферу научной жизни и жизни вообще в «то» время, которое ушло безвозвратно, вспомнить знакомых и друзей отца. Эти воспоминания не совсем лично мои. Его молодые годы, учеба в гимназии и в институте, начало работы инженером, первые научные успехи, военные годы — все это описано по рассказам моего отца, по многочисленным дневникам, которые он вел с 1926 года, а также по его материалам к «Curriculum vitae» — так называются автобиографии и мемуары на классической латыни, которую с гимназических лет он помнил и очень любил за лаконизм и точность мысли. Возможно, он так бы и назвал собственные мемуары, которые на склоне лет мечтал написать и опубликовать с подзаголовком «Записки химика». Случаев из своей жизни отец рассказывал мне очень много, и ценность этих рассказов понимали мы оба. Он даже советовался со мной, надо ли включить тот или иной эпизод. Его, прекрасного рассказчика, я готов был слушать бесконечно. Любопытно, что на некоторые мои вопросы, он, оказывается, ответил... письменно, с указанием даты и повода к разговору (!). Но я об этом узнал, к сожалению, только разбирая его архив, где были и записные книжки... Смерть помешала отцу осуществить его замысел. Многое рассказывали мне об отце моя мать, Мария Петровна Ластовцева (Перфилова) и бабушка по матери. Сам я помню отца с 1941 года, когда он уходил на фронт, и помню его довольно отчетливо — мне было уже четыре года. Я помню даже его мать, другую бабушку, погибшую во время войны — за год до нее она приезжала к нам в Подмосковье. А вот годы эвакуации и послевоенная жизнь отца прошли у меня на глазах. Когда же я поступил в МИХМ, а позже стал кандидатом технических наук, то был уже как бы его «собратом» в науке, свидетелем главных событий в институте, благодарным слушателем планов отца, его суждений, сокровенных дум и желаний. Воспоминания всегда субъективны, но все же я пытался, как мог, не грешить против правды. В последние годы отец часто говорил, что слишком стар и болен, чтобы говорить неправду, поэтому ему уже некого и нечего бояться. Эти его слова, не лицемеря, я могу с полным основанием теперь отнести и к себе. Выражаю благодарность моей жене Галине Николаевне Ластовцевой за неоценимую помощь в работе и Надежде Николаевне Гольтяковой за техническое содействие.

Глава I. Детство отца и гимназия (1901—1919)

Никогда не думал, что мне придется описывать начало прошлого века, когда меня еще и на свете-то не было, описывать жизнь отца, показать его друзей и врагов, соратников по науке. В конце своего жизненного пути он мечтал сделать это сам, но не успел и завещал мне. И я исполнил это, как мог... Александр Михайлович Ластовцев родился 12 (25) августа 1901 года в городе Ростове-на-Дону в семье служащего.

Михаил Игнатьевич Ластовцев с сыном

Его отец, Михаил Игнатьевич Ластовцев, 1868 года рождения, многие годы трудился бухгалтером французской фирмы «Гулье—Бланшар». Позже мой отец вспоминал о нем так: — Будучи по горло занят на работе, твой дед уделял мне сравнительно мало времени. Когда я учился в гимназии, доходило до того, что он иногда спрашивал меня: «Шура, ты в котором классе?» (!) Но он был светлой личностью во всех отношениях: образцовый семьянин, он не пил, не курил, был чрезвычайно трудолюбив, имел мягкий, покладистый характер. Я его очень любил. Он исподволь, своим примером научил меня целеустремленности и усидчивости, привил любовь к труду, к знаниям. Выработал у себя каллиграфический почерк и даже красиво переписал мне... пояснительную записку к дипломной работе, когда я заканчивал институт (!). Эта копия моей работы была мне очень дорога, но в годы войны она пропала. Ежедневно заставлял меня писать буквы алфавита, когда я учился еще в приготовительном классе гимназии. Ему я обязан тем, что тоже пишу теперь каллиграфически, а не каракулями, как многие. Не имея высшего образования, он, однако, прекрасно владел французским и немецким языками, вел на них всю коммерческую и техническую переписку фирмы, знал итальянскую (двойную) бухгалтерию. Начальником моего отца был управляющий ростовским отделением фирмы Август Адамович Бендер, прапорщик в отставке, мой крестный отец. Потом кому ни расскажу, все смеются: «Бендер?.. Остап?!» Нет, это был не проходимец, а человек совсем другого склада: исключительной порядочности и большого ума. Он часто бывал в нашем доме и любил меня как сына. Интересовался моими успехами в гимназии, играл со мною. Мать, твоя бабушка Мария Васильевна Ластовцева (девичья фамилия Бойченко), 1880 года рождения, отдавала все силы дому и детям. Она была женщина образованная, владела французским, неплохо играла на фортепьяно. Именно она привила сыну, то есть мне, твоему отцу, любовь к музыке и выучила меня французскому — владею им свободно. Только потом говорить было особенно не с кем. Такой случай, правда, представился, мне только в 41-ом, на фронте. Там я познакомился с другим военным, тоже знавшим французский. Мы отводили душу, болтая на этом языке, пока все чуть не закончилось трагически. В период «активной обороны», как тогда называли обстановку на фронте, мы сидели с моим приятелем в отдельном окопчике, беседуя, как истые парижане. Как вдруг окопчик наш стало накрывать плотным пулеметным огнем с наших же позиций. Оказывается, наши разговоры приняли за... немецкую речь (!). По счастью, все обошлось. Только вот с другом по-болтать больше не пришлось: через пару дней его убило... Ты спрашиваешь про фортепьяно? На нем мне удалось сыграть лишь спустя много лет — лишь в 1960 году. Расскажу тебе и про твоего прадеда, деда моего, что знаю. Дед, Игнатий Леонтьевич Ластовцев, окончил среднетехническое училище в Харькове

Персональные инструменты
Пространства имён

Варианты
Действия
Навигация
Инструменты