Ляндерс С.Э. МИХМ - ШКОЛА ЖИЗНИ
Ляндрес Соломон Эльевич, выпускник кафедры КАХП МИХМ 1959 года, кандидат технических наук, генеральный менеджер компании Amrutech (Калифорния, США)
Светлой памяти профессора Александра Николаевича Плановского
Когда я получил предложение поделится воспоминаниями о Московском институте химического машиностроения и о кафедре, которую закончил, я испытал некоторую растерянность. Ведь все события прошли в прошлом веке, минуло 53 года с момента моего поступления в институт, а в возрасте нашего поколения не всегда вспомнишь, что съел сегодня на завтрак. Сo дня окончания институтской кафедры тоже прошло немало – 48 лет работы инженером, из которых 21 год промчались в Союзе и 27 – в Америке. И все же я попробую рассказать и, наверное, объяснить самому себе, как МИХМовское образование и опыт работы в институте помогли или помешали моей профессиональной деятельности в США. Замечу сразу, что не помешали никак, зато помогли очень и очень. Ныне, оглядываясь на прожитую жизнь, я отчетливо понимаю, что родной для меня Институт химического машиностроения был не только преддверием долгой работы инженера-химика, он во многом сформировал меня как человека. Благодарность к МИХМу я пронес через всю жизнь. Я не получил красного диплома, хотя учился прилично и не допускал троек (троечникам стипендию не давали), но вынес со студенческой скамьи самое главное – увлеченность своей профессией.
Поступление
В апреле 1954 года МИХМ, как и большинство московских вузов, устраивал День открытых дверей. У моего школьного друга Толи Кузнецова сестра училась на четвертом курсе и высоко отзывалась об институте. Она и предложила нам посетить День открытых дверей. Нас водили по кафедрам, что-то рассказывали и показывали, сейчас трудно вспомнить детали. Помню, что наибольшее впечатление произвела лаборатория кафедры гидравлики – своей наглядностью и убедительностью. В частности, нам показали опыты по замерам расходов, гидравлических сопротивлений, опыты с краской по установлению режимов движения воды. С нашей группой абитуриентов занимался, если не ошибаюсь, преподаватель Лисичкин, который рассказывал и показывал в доброжелательной и мягкой манере. Сходили мы на подобные Дни и в другие институты, но в итоге решили поступать в МИХМ. Далеко не последнюю роль в нашем решении имел тот факт, что вступительный конкурс в него был относительно невысоким.
Студенческие годы
Итак, первого сентября 1954 года я стал студентом машиностроительного факультета МИХМa по кафедре “Расчёт и конструирование аппаратов химической промышленности”. На курсе было две группы этой кафедры, наша группа носила номер 105. Из 24 студентов было только 8 девушек. Не удивительно, что мы охотно ходили на вечера в медицинские и педагогические институты, где соотношение студентов и студенток было иным. Студенты нашей группы в основном были выпускниками школ, только трое ребят успели закончить техникумы. В деканате их сразу приметили. Колю Браташева назначили старостой группы, Леню Неделько мы выбрали комсоргом, а Жижина – профоргом. В этом возрасте разница в несколько лет имеет большое значение. Они выглядели более серьезными и взрослыми, нежели мы, вчерашние школьники. Держались они вначале несколько особняком, к молодежи относились с некоторой снисходительной доброжелательностью. К концу первого семестра разница между нами как-то сама собой исчезла. Из «молодых» вспоминаются Витя Розовский, Женя Горюнов, Вова Кернерман, Марк Вивиоровский, Леня Белозеров, Игорь Рудман, Боря Мудрецов. С Витей и Женей с первых дней студенческой жизни возникла дружба, которая сохранилась на всю жизнь.
МИХМ по непонятным мне сейчас причинам не считался престижным вузом. Однако, с высоты сегодняшнего дня, могу смело сказать, что в то время в институте работали профессионалы высокого класса, и не только на выпускающих, но и на общеобразовательных кафедрах. При этом большинство профессоров и преподавателей были не только специалистами в своей области, но являли собой широко образованных и интеллигентных людей. Что же касается выпускников тех лет, то, как правило, это были хорошо подготовленные в своем деле молодые люди, способные за два-три года работы в НИИ или на предприятии стать квалифицированными инженерами. Началась студенческая жизнь, всё пошло совсем по-другому, чем в школе. Приходишь на лекции или семинары, а домашнюю работу никто не проверяет. Длилось это, к счастью, недолго, а то бы совсем разленился, но уже через месяц стал чувствоваться нехватку времени. Первый семестр ушёл на осознание того, что институт не школа и родителей вызывать не будут; отвечаешь ты сам за себя и отвечаешь в первую очередь себе, а на экзаменационной сессии получишь то, с чем к ней пришёл. Книг на всех не хватало, занимались в институтской библиотеке, которая быстро превратилась в место встречи друзей. Вместо занятий нередко уходили в кино или в другие места приятного времяпрепровождения. Обучились игре в преферанс. Игра творческая и интересная, но она стала занимать ощутимую долю в нашем бюджете времени.Учебная нагрузка возрастала, а время на неё уменьшалось. Кончилось тем, что в зачётные и экзаменационные сессии приходилось прихватывать и ночи. А на экзаменах нельзя было получать оценки ниже четырёх, в противном случае лишали стипендии, которая была единственным источником дохода для личных расходов, которые с каждым годом возрастали. Общеобразовательные технические кафедры были представлены хорошими преподавателями, занимались мы с удовольствием. Интересно было в лабораториях, где всё было реально, как в жизни. Иначе обстояло с гуманитарными кафедрами. Быть может, я родился с техническим складом ума, и всё неконкретное меня меньше занимало. Возможно и другое: в преподавании философии и политэкономии было в то время много политики, а то даже и неправды. Я не исключаю того, что преподаватели этих дисциплин были знающими профессионалами, но говорили они сухо и в строго ограниченных рамках. Их лекции меня не увлекали, и к моей беде я остался в этой области малограмотным. Допускаю, что здесь я не совсем прав, и кто-то из моих сверстников выскажется диаметрально противоположно. Но я честно передаю то, что чувствовал тогда. Нашу выпускную кафедру в то время возглавлял проф. Александр Иванович Рычков, который, как передавала студенческая молва, год работал в США, где, изучая процесс выпаривания, он впервые ввел в расчёты выпарки понятие эбулиоскопической константы. Когда он вернулся из Америки в Союз, его даже не посадили. Проф. А.И.Рычков был к тому же и ректором МИХМа, и я полагаю, что институт именно ему обязан качеством подбора преподавательских кадров. В той же степени, только в количественно меньшем масштабе, это относится и к подбору преподавателей кафедры. На нашей кафедре было шесть преподавателей, из которых была только одна женщина – в то время ассистент Нина Александровна Шахова (в будущем профессор). Нередко, когда происходили заседания кафедры, мы попадали в столь сильно прокуренное помещение, словно там курило не шесть, а все двенадцать человек. На самом же деле мужчины кафедры были не курящими, и только одна Нина Александровна увлекаласьлась папиросами, но дымила ими, не переставая, что и стало одной из причин её тяжёлой болезни много лет спустя.
Большим событием в нашей студенческой жизни были военные лагеря или, как их в то время называли официально, военные сборы. Проходили они в 1958 году после окончания 4-го курса в течении 45 дней в самое тёплое время года, в июле и августе. Нас привезли в городок Выкса, на один из полигонов дивизии химзащиты. Адрес нашего лагеря являлся военным секретом. Нам даже не разрешали говорить, где мы находимся, или писать об этом родителям. Для переписки нам дали, как это было принято в те время, номер почтового ящика. Было нас человек двести, молодых, здоровых, жизнерадостных парней. Жили мы в палатках в лесу, на свежем воздухе. Конечно, было много шуток (не всегда беззлобных) и розыгрышей по отношению к друзьям-студентам, а иногда, если это удавалось, то и по отношению к преподавателям и приставленным к нам кадровым военным, офицерам и сержантам. Шутки над последними, бывало, стоили шутникам нескольких дней на Губе. Но эти наказания нисколько не меняли нашего поведения. Через день-два всё повторялось снова. Стандартная шутка выглядела так: в палатке, где подгонялись противогазы и в воздухе был слезоточивый газ, можно было подкрасться к сержанту сзади и закрыть ладонью дыхательное отверстие противогазной коробки. Человек начинал задыхаться, срывал маску и в слезах выбегал из палатки. Немедленно после этого студентов строили и наиболее злостных шутников отправляли во внеочередные наряды. Как-то и мне достался наряд на два дня на кухню, мыть посуду и чистить картошку. Радости мне это не доставило, но труд матери по кухне я стал ценить значительно выше. С нами в лагеря приехала группа преподавателей военной кафедры института. Должен сказать, что наши преподаватели, будучи кадровыми военными, существенно отличались от войсковых. Это были технические профессионалы, окончившие Академию Химзащиты, некоторые даже имели учёные степени. Это были не типичные военные. Преподавали они химию отравляющих веществ и факторы воздействия атомного оружия, а также знакомили с работой оборудования по дегазации и дезактивации. Все эти предметы оказались для нас весьма полезными и замечательно вписались в объем необходимых знаний выпускника МИХМa. Тепло вспоминается мне преддипломная практика на Лисичанском нефтехимическом комбинате. Нас было около сорока студентов с разных факультетов и кафедр института. Большинство впервые выехали из Москвы в командировку. Нам выдали проездные билеты и суточные, которых почти хватало на одноразовое питание. Но, главное, мы попали на настоящее производство и впервые ознакомились с работой оборудования и реализацией различных химических процессов в промышленном масштабе. Мальчиков, как нас тогда называли, поселили отдельно в одной большой комнате, в переоборудованном для этого Красном Уголке. В комнате у стен стояли кровати, а в центре – длинный стол с десятком стульев. Обычно вечером стол занимали преферансисты или реже шахматисты. Скученные жилищные условия никого не смущали, жили мы весело и дружно. Много шутили и по-прежнему не всегда безобидно. Таков уж был характер тогдашней молодежи. Вечером все куда-то растекались. Прямо у входной двери в комнате стояла кровать, на которой спал, точнее, пытался спать один из наших студентов. Одна из типичных шуток состояла в том, что каждый возвращающийся студент считал своим долгом тронуть его за плечо и ласково поинтересоваться, не мешает ли он ему спать. Поначалу он отвечал, что нет. Но так как процесс возвращения тянулся часов до четырех, можно себе представить его состояние к утру. Всё, что было под рукой, было заброшено в доброжелателей, на остальных оставались только слова. Спустя несколько дней, беднягу оставили в покое. Дальше был диплом. Руководителем моего дипломного проекта была Нина Александровна Шахова, а его темой – 3-х ступенчатая выпарка. Выполнение проекта шло по типичной в то время для МИХМа схеме. Шёл в зал дипломного проектирования, где, изучая подобные проекты прошлых лет, начинал понимать, что от тебя требуют и как это надо выполнить. Нина Александровна была ответственным руководителем, требовала от меня еженедельного отчёта, строго, но доброжелательно, отчитывала за промедление в работе.
Аспирантура
По распределению попал в НИИ резиновых и латексных изделий. Через пару недель затосковал и понял, что это совсем не то, чего бы мне хотелось делать в жизни. Решил поступать в аспирантуру. Сдал вступительные экзамены и в 1962 году был зачислен в аспирантуру МИХМа на кафедру ”Процессы и аппараты химической промышленности”. Научными руководителями были назначены проф. Александр Николаевич Плановский и доцент Леонид Артурович Акопян. Сегодня, почти полвека спустя, могу определённо сказать, что с руководителями мне очень повезло. Образно говоря, я вытащил выигрышный билет. Оба ученых были профессионалы высокого класса, доброжелательные и терпеливые учителя, всегда готовые помочь. Александр Николаевич всегда требовал от своих аспирантов не только присутствия, но и активного участия в заседаниях кафедры. От аспирантов требовалось не только задавать вопросы, но и высказывать своё мнение по обсуждаемым научным докладам и диссертациям. Александр Николаевич заставлял нас изучать выбранную специальность не только глубоко, но и широко. «Вы получаете кандидатский диплом как специалисты по всем ”Процессам и аппаратам химической промышленности”, – говорил он нам, – а не только по узкой специализации». В его правоте я сразу же убедился, когда, попав в США, принялся искать работу. Надо отметить, что в то время кафедра«Процессы и аппараты» А.Н.Плановского считалась одной из ведущих в стране. На кафедре работали профессора: П.И. Николаев, Г.П. Соломаха, И.Г. Мартюшин, С.Я. Гзовский, доценты: Я.М. Брайнес, Л.А. Акопян, П.М. Сиденко, В.Н.Костин. Каждый из них был грамотным специалистом в своей области, а вместе они составляли кафедру «Процессы и аппараты». Нам было у кого учится. Полагаю, все аспиранты моего выпуска, да и не только его, будут согласны со мной в словах глубокой благодарности нашему шефу (как мы с уважением между собой называли Александра Николаевича) и преподавателям его кафедры. Как-то на банкете по поводу очередной защиты, в ответ на тост в честь руководителя, Александр Николаевич скромно заметил: ”Тот, кто может работать, тот работает. Кто не может работать, тот учит других. А кто не может делать ни того, ни другого, учит тех, кто учит работать других”. Разумеется, это шутка, но она подчеркивает скромность нашего шефа. О человеческих качествах Александра Николаевича удачно высказался проф. Н.И.Гельперин на банкете в честь 60-летия шефа. Давние друзья, они были на «ты». Нисон Ильич предложил тост (передаю дословно): “Саша, ты широко образованный специалист и умный человек, но таких много. К примеру, и я такой же. Но вот что отличает тебя от многих других и меня в том числе: ты допускаешь, что и другие тоже могут быть умными, а это действительно редкое качество. Вот за это я и предлагаю поднять бокалы”. С подтверждениями этого мы часто сталкивались на защитах диссертаций. Когда соискатель (даже не аспирант кафедры) начинал плыть, и чаша весов склонялась не в его пользу, вставал Александр Николаевич и за пару минут конкретно и аргументировано формулировал положительные стороны работы. В подавляющем большинстве случаев его выступление меняло ситуацию, и голосование Совета проходило в пользу соискателя. Александр Николаевич всегда уважал труд людей.
Работа на кафедре
После защиты диссертации меня оставили на кафедре научным сотрудником. Это был период моего становления как инженера, руководителя проекта, менеджера группы. И здесь неоценимую помощь оказал Александр Николаевич. Он дал полную свободу в выборе темы научной работы, заключении договоров, наборе сотрудников. Он никогда не занимался мелочной опекой, хотя как заведующий кафедрой подписывал договора и в определённой мере нес ответственность за их исполнение. Александр Николаевич всегда был открыт для совета и помощи, чем я нередко пользовался. Советы шеф давал в доброжелательной, спокойной манере, не отвергал моих предложений, если не находил веских на то аргументов. Почти всегда оказывалось, что его технические решения или советы были единственно правильными и удачными. У Александра Николаевича была удивительная интуиция. Одной из первых самостоятельных тем были работы по биотехнологии. В этой части у меня появился ещё один руководитель проф. Пётр Иванович Николаев, создавший впоследствии в МИХМе выпускающую кафедру по инженерной биотехнологии. Пётр Иванович был грамотный инженер и учёный, к тому же он был сильный менеджер и замечательный организатор. По маркетингу я многому у него научился. Высокий, импозантный, бывший кавалерист, он с лёгкостью открывал все двери и устанавливал контакты на любом уровне. В Комитете по биотехнологии и биопродуктам (Комитет Беляева) начальство его хорошо знало, а секретарши с радостью помогали соединиться с нужными ему людьми. Проф. Николаев был одним из ведущих консультантов Комитета Беляева по аппаратурному оформлению биопроцессов. В сложных случаях привлекался опыт и бесспорный авторитет всегда безотказного в помощи Александра Николаевича Плановского. Темой первого договора, финансируемого в течение двух лет, являлась сушка в кипящем слое инертного материала белково-витаминного концентрата (БВК), производимого из парафинов нефти. Была изготовлена и смонтирована большая лабораторная установка (с мощностью калориферов до 75 квт), на которой впоследствии в течение почти 8 лет отрабатывались технологические режимы получения многих продуктов по различным договорам. Сушилка должна была производить мелкодисперсный пылевидный продукт. Лицензия на производство БВК была закуплена у нефтяной компании «Бритиш петролеум». В Англии эту технологию использовали для улучшения качества дизельного топлива: парафины пожирались микроорганизмами и качество топлива повышалось. Отделённый БВК удалялся. В СССР решили использовать эту технологию для целевого получения БВК в больших промышленных ферментерах, используя специально очищенные парафины нефти узкой фракции в качестве питания для микроорганизмов. Затем БВК отмывался от жидкой среды культивации, сушился и использовался на корм скоту. Таким был замысел. Но идея оказалась порочной, ибо остаточные (не удаляемые) мизерные количества парафинов вызывали рак печени у опытной партии свиней. Однако это не было известно в тот период, и ученые и инженеры активно работали над внедрением этой технологии. Пилотная установка по сушке БВК, разработанная в МИХМе при активном участии доцента М.Ф. Масловского, была смонтирована на заводе синтетических продуктов в г.Новочеркаске. Внедрить задуманную технологию не удалось, зато был разработан новый процесс – грануляция БВК в кипящем слое. Впоследствии внедрением этого процесса в промышленном масштабе занимался доцент Г.А. Минаев под руководством проф. П.И.Николаева. Выполнение этой темы, работа на заводе дали мне неоценимый опыт по внедрению оборудования. Следующий заказ был связан с сушкой лизина (аминокислота, которую добавляют в пищу животным) для завода в г. Ливаны под Ригой. Несколько договорных работ было выполнено и внедрено на Сакском химзаводе (в Крыму, на берегу Чёрного моря) – интенсификация получения поваренной соли, получение лечебной морской соли, идентичной по составу соли Чёрного моря, производство персоли (моющее средство с высоким содержанием связанной перекиси водорода), работы по интенсификации отдельных процессов производства брома и его соединений. В начале 70-х годов моя группа выросла до 6-ти человек. В работе мы нередко использовали МИХМовские ресурсы – специалистов других кафедр – КИПа и автоматики, электроинженеров, инженеров с 50-й кафедры в качестве консультантов. Этот подход по привлечению консультантов я использую и сейчас в компании Амрутех. Была интересная работа на Махачкалинском рыбном заводе (Каспийское море), производившем питательные среды для микробиологических анализов. Этот единственный в стране завод имел большие неприкосновенные запасы питательной среды на случай эпидемий, но срок хранения продукта (в виде упаренной концентрированной массы) не превышал года. Год истекал, продукт заменяли на свежий. Выбрасывались большие деньги. Нам удалось разработать и внедрить процесс двухстадийной сушки в мягком режиме с получением сухого пылевидного продукта Срок хранения его вырос до 4 лет. Годовой экономический эффект достиг 800 тыс. рублей. Исполнители получили по НИСу приличную премию. Все мои договора шли по кафедре ”Процессы и аппараты” и подписывались .А.Н. Плановским, который считался руководителем темы, при котором я был как бы вторым руководителем. Но шеф, как я уже писал, дал мне полную свободу не только в выборе тематики, но и в принятии решений при выполнении работ. Эта свобода действий помогла мне сформироваться меня как руководителю группы с многоплановой тематикой, но, с другой стороны, накладывала большую ответственность – договор должен быть выполнен качественно, в срок и в пределах бюджета. Александр Николаевич был для меня как «добрый гений» и подключался тогда, когда этого требовал НИС или я просил его совета или помощи. Я очень ценил полученную свободу в работе. Проф. А.Н.Плановский был подлинным воспитателем, он давал не рыбу, а удочку и учил, как рыбу ловить. В Америке я часто вспоминал шефа – и когда по приезде начал искать работу, и особенно, когда в 1989 году открыл инженерную компанию. Александр Николаевич был для меня, да и для всех своих аспирантов не только научным руководителем, но и бескорыстным советником, помощником, учителем и примером. В Америке (надеюсь, это не прозвучит излишне фамильярно) таких людей называют Крёстный Отец (God Father). Александр Николаевич умер в 1980г., когда я уже жил в Америке, он был похоронен на Немецком кладбище в Москве. Через 5 лет умерли мои родители и были похоронены на том же кладбище в пятидесяти шагах от могилы Александра Николаевича. Наверное, в этом есть какая-то символика, по крайней мере, для меня!
Жизнь и работа в Америке
Начало
Иммиграционные власти, рассмотрев наши с женой специальности и согласие принимающей иммигрантов организации, направили нас в штат Калифорния, в город Окленд, смотрящий своими средней вышины небоскребами через залив на Сан-Франциско. Там нам дали десять дней осмотреться, расставить в небольшой квартирке подаренную старую мебель (донэйшен –пожертвования) и разложить более чем скромные привезённые с собой вещи, немного отоспаться (разница с Европой 10 часов, в Калифорнии – ночь, а в Европе – день), после чего нас повезли в офис помощи иммигрантам в поисках работы. Там сразу дали понять, что содержать нас некому и надо искать работу самим. Собственно, я это понимал ещё, когда мы тронулись в путь. Я не только не возражал, но очень хотел работать, я рвался на работу. Спросили, кто я и что я могу делать. С женой особенно не говорили, узнав, что у нас двое детей, старшей дочери четыре года, младшей- семь месяцев. Жене сразу приклеили ярлык – домохозяйка. И это несмотря на то, что она закончила биофак МГУ, аспирантуру академического Института биохимии им. Баха и, защитившись, преподавала биохимию в Московском стоматологическом институте. Конечно, занималась исследовательской работой, были у нее и статьи, в том числе и опубликованные в журналах США. Но маленькие дети, а денег на няню нет. Вот и сиди дома со всеми своими регалиями. В школе и институте я изучал немецкий, к английскому приступил лишь за полгода до отъезда. Так что говорить и понимать мне было, мягко говоря, не просто. Но когда прижат к стенке и выбора нет, откуда-то, неожиданно для самого себя, словно бы из живота, появляются звуки, походящие на английские слова, и люди скорее догадываются, чем понимают, что ты пытаешься сказать или выразить. Распрашивала меня и всё записывала женщина, сейчас не могу вспомнить не только её имени, но и ни одной черты лица. Прошло 27 лет! У меня было заранее подготовленное резюме на 2,5 страницах (подсказали приехавшие на пару месяцев раньше люди). Резюме она прочитала и отложила в сторону, предложив рассказать о себе. Начал я с козырной карты: доцент, читал лекции по двум инженерным дисциплинам и по специальной углублённой программе на курсах повышения квалификации руководящих работников Министерства химической промышленности. Есть много публикаций и авторских свидетельств, по-вашему, патентов. Рассказывал я минут пятнадцать, она меня не перебивала. Когда я иссяк, она задала мне только один вопрос: а что вы умеете делать? Вот тебе раз! Я ей четверть часа рассказываю, как я могу учить других, а она мне – что вы умеете делать? Я слегка растерялся, в то время, как она мягко объяснила мне, что со своим английским я могу с равным успехом читать лекции в университете и в зоопарке. Идите домой, подвела она итог, и подумайте, а лучше напишите, что вы реально умеете делать головой и руками, но не руководить и не учить других. Здесь я с горечью вспомнил шутку А.Н.Плановского о тех, кто учит других. Шеф, как всегда, был прав. Пришёл домой и засел писать резюме по новому. Стал вспоминать всё, что я в общих чертах описал в первой части своих откровений. Через день попал в библиотеку Университета в Бёркли. Университет громадный – 30 тысяч студентов. Каждый факультет имеет свою специализированную библиотеку. Библиотека меня удивила. Столы, сиди и работай. Не скучено, студентов мало. Никто за тобой не следит. Книги берёшь с полок сам и потом туда же возвращаешь. Нужно сделать копии статей, рефератов подходи к копировальной машине и делай копии сам, разрешения из первого отдела никто не спрашивает. Есть проблема, подходи, спрашивай – помогут. Если нужна книга из другой библиотеки, закажут и через пару часов принесут. А можешь сходить и взять сам. Короче, только учись. У меня, конечно, проблемы в библиотеке были, только как спросить? Тем не менее, сильно потея, как-то объяснился, и мне помогли. В целом американцы народ очень доброжелательный. В этот раз я испытал их доброжелательность впервые, но потом я это чувствовал все 27 лет. В библиотеке я нашёл обзорные рефераты практически всех своих статей и пару переведённых статей из советского журнала «Топлива и масла». Для меня было неожиданностью, что этот не академический журнал полностью переводят на английский. Наверное, это связано с тем, что он обслуживает нефтегазовую промышленность. В рефератах оказалась и часть переведённых авторских свидетельств на изобретения. Сделал копии с найденных материалов. Итак, я вооружился подтверждением, что что-то умею помимо того, чтобы учить других. На все эти подборки материалов и их включение в резюме ушла добрая неделя. И хотя неделя была напряжённая, из головы не выходила фраза: а что вы умеете делать? С папкой собранных материалов и новым резюме я пришёл в офис трудоустройства. Та же женщина, просмотрев мою недельную работу, с ноткой удивления заметила: а вы, оказывается, кое-что умеете! И зачем это было скрывать? Надо было сразу об этом писать. А то учить хотели! Много позже я понял, что произошло. Я попал в контору, которую осаждали бывшие учителя, но с их трудоустройством, прежде всего из-за языка, были проблемы. Служащие этой конторы относительно легко помогали людям с конкретными востребованными в то время в США специальностями, в основном, рабочим и инженерам. Скажем, строителям, проектировщикам. А я не только не любил сидеть за чертёжной доской, но и чертил неважно. Разумеется, я умел читать чертежи и их править (опять учить других!), но не чертить. С работой она мне помочь не смогла, зато дала ценный совет, где и как искать работу. В то время (а шел 1980-й) в США работодатели пользовались специальными фирмами по трудоустройству, но помимо этого широко давали объявления, причем не только в специализированные журналы, но и в обычные городские газеты, использовали радио, наконец, просто вывешивали объявления об вакантных местах в своей организации, а сотрудники приводили друзей и знакомых. Иногда, когда фирма получала большой заказ, имея при этом ограниченный ресурс сотрудников, объявлялся День открытых дверей. Можно было свободно прийти, имея на руках только резюме. В тот же день проводилось собеседование, и некоторым счастливчикам прямо на месте делали предложение поступить на работу. Кого-то брали позже, остальным отказывали. Отказ, очень учтивый, присылали по почте. Обычно писали, что у вас замечательный опыт работы, хорошие и нужные знания, но, увы, сейчас у нас нет свободной вакансии, соответствующей вашим знаниям и опыту. Ваше резюме мы будем держать в активных папках отдела кадров, и как только откроется вакансия, соответствующая вашим глубоким знаниям и большому опыту, мы непременно пригласим вас на повторное интервью. Так подслащали горькую пилюлю. Я тоже получал такие письма. Был ещё один трюк при поиске работы. Очень редко требования работодателя к соискателю совпадали с его опытом работы, описанным в резюме. А наниматель хочет взять на работу именно того, кто эту работу знает и выполнял. Поэтому приходилось брать объявление и кроить резюме под него. Здесь не было обмана нанимателя, всё кроилось из общего рабочего опыта. Не относящееся к работе убиралось или уменьшалось, а относящееся детализировалось и расширялось. Например, я полностью убрал из резюме преподавательский стаж и опыт в МИХМе, статьи и патенты. Случалось, меня интервьюировал менеджер с меньшими, чем у меня образованием и опытом.
Первая работа
Поиском объявлений и рассылкой резюме я занимался с утра до вечера в течение почти двух месяцев. Разослал по шестидесяти адресам. Вызывали на интервью, но в точку требований работодателя попасть пока не удавалось, и я получал сладкие отказы. Однажды в воскресной газете появилось объявление, что в следующее воскресенье инженерная компания Кайзер устраивает День открытых дверей. Обычно принято, что в этот День интервьюировать соискателей приходит весь руководящий состав компании. Если берущий интервью (обычно это менеджер среднего уровня) находит подходящего инженера, то счастливца передают выше по инстанции, пока он не доходит до вице-президента или президента компании, т.е. того, кто может принять решение о найме. В этот день я получил предложение. Инженерная компания Кайзер отмечала 50-летие. Всю свою полувековую историю она занималась проектированием крупных заводов. Компания покупала лицензию на технологию и по ней готовила всё техническую и проектную документацию. Я уже понимал, что различия с проектными фирмами в России не столь уж велики. Интервьюировали меня весь день. Я пришёл около 9 утра, а закончились переговоры около 5 вечера. Беседовал я по очереди с тремя менеджерами, а в конце дня с вице-президентом фирмы уже обсуждал зарплату и положенные новичку привилегии, включающие и почти полностью оплачиваемые компанией отпуск (только 2 рабочих недели), 9 праздников, страховки на всю семью – зубная и медицинская, страховка моей жизни. Конечно, в страховках я ничего не понимал и все бумаги подписывал там, где мне указывали. При интервью мне очень помогли подсобные материалы из библиотеки Бёркли. Они были на английском и не требовали перевода. Этот день, полный профессиональных бесед, дал хорошую практику в английском языке. Никогда не думал, что подобная умственная нагрузка может вызвать невероятную физическую усталость и опустошение. Отходил я пару дней. Свою инженерную деятельность в 1959 году я начал с работы в КБ. В США в 1980 г. моя первая рaбота началась также в КБ. Какой-то рок! Компания получила заказ на строительство крупного завода по производству алюминия, а людей не хватало. Вот и устроили День открытых дверей. Мне предоставили должность старшего процесс-инженера и поручили вести процессную часть отделения химической очистки бокситов. На “разогрев” (как выразился мой начальник) мне дали месяц и при этом полную свободу действий, что мне особенно нравилось. Технологии я не знал, пришлось, как студенту-переростку, идти в библиотеку компании и в библиотеку Бёркли и сидеть за книгами, статьями и патентами. Естественно, что эта работа мне нравилась и дала не только знания в новой области, но и пополнила мой английский технический словарный запас. Когда я бывал в своём «кубике» (часть общего помещения, отгороженная от других перегородками высотой метра полтора), а мимо проходил начальник, он всегда говорил мне “How are you doing?” Дословный перевод – «Как у тебя дела?», но в Америке это всего лишь приветствие и ничего больше. Еще не зная этого и полагая, что он интересуется моими делами, я начинал подробно объяснять, чем я занят. Он отпускал какую-нибудь шутку, которую я полупонимал, и шёл дальше. Через несколько дней соседи по «кубику» объяснили мне смысл этой фразы и очень советовали не приставать к начальству со своими рассказами. Отвечай «О’Kей». Сей своевременный совет я с удовольствием принял к исполнению. О своём начальнике мистере Джиме Бэйкере (он же начальник отдела химических инженеров) я бы хотел рассказать немного подробнее. Это был человек лет шестидесяти, ростом под два метра, с неизменной доброжелательной улыбкой. По его рассказам, во время войны он служил в армейской разведке и ходил с портфелем, пристёгнутым к руке наручником. Встречался на Эльбе с Красной Армией и даже попал на банкет к маршалу Г.К.Жукову. Там было много переводчиков с обеих сторон, поэтому удалось со многими поговорить. Ему понравились русские офицеры. Ко мне единственному Джим приходил в мой «кубик» принимать и обсуждать работу. Остальных он вызывал к себе в кабинет. Вначале мне это не нравилось, мне казалось, что он проверяет, что я делаю, что лежит на столе, на полках. Через несколько таких визитов я понял, что был совершенно не прав. Просто в силу своей тактичности он считал, что в своём офисе я буду чувствовать себя свободней, и мне легче будет показывать и обсуждать, что сделано и что надо сделать. Дома и стены помогают! Я был очень признателен ему за эту тактичность. Я занимался процессными расчётами многоступенчатой экстракции, фильтрации, сушки, расчетом теплообменников и реакторов с выходом на размеры рассчитываемых аппаратов. От меня также требовалось заполнять спецификации на закупаемое оборудование и рассылать их участникам тендера. Работа эта мне не очень нравилась – бумажная! В будущем, когда у меня появилась своя компания, мне этот опыт очень пригодился, но тогда я об этом не догадывался. Нередко я задавал себе вопрос, насколько помогло мне МИХМовское техническое образование? Говоря философски, институтское образование – это тот фундамент, на котором строится будущий «дом знаний» выпускника вуза. Дом этот достраивается в течение всего периода инженерной работы бывшего выпускника. С новой работой появляются новые знания, как новые комнаты в доме. Чем дольше он работает инженером в одной области или каждые 10 лет меняет области работы (как это часто делается в Америке), тем в большей степени дом этот приобретает либо более дорогую обстановку в уже построенных и обжитых «комнатах» либо расширяется за счёт новых комнат знаний. Определённо, МИХМовское образование широкое – это как введение в инженерию (не знаю, корректно ли это выражение), достигающее глубины в узкой области выпускающей кафедры. Что важнее? Это зависит от задач института и от запросов студента. По окончании МИХМа я попал в НИИ резиновых и латексных изделий и мои знания по выпускающей кафедре не были задействованы. Но уже через 4-5 месяцев (благодаря широте образования МИХМа), после конкретного знакомства с оборудованием резино-технических заводов я с успехом мог сравниться по практическим знаниям только с молодыми выпускников кафедры «Полимерное машиностроение». С другой стороны, если институт выпускает инженеров для узкой области промышленности и предполагается, что они будут работать в этой области сразу же по окончании института и много лет в последствии, то, вероятно, лучше давать узкое образование. Мне думается (я ни в коем случае не претендую на роль конечной инстанции), в этом непростом вопросе, что широкое МИХМовское образование дает выпускникам института возможность более устойчиво в жизни стоять на ногах в инженерной работе. Свои знания они могут применить во многих областях промышленности и не только в химической или газо-нефтехимической. Чего не хватало в образовании МИХМа моего времени, так это знаний по экономике (не социалистической!), по менеджменту (возможно, сейчас это появилось) и по гуманитарным предметам типа философии и культурологии. Но вернёмся к концу 80 года. Наступило Рождество (25 декабря), компания устроила в ресторане банкет с винным баром, и в конце рабочего дня мы туда поехали. Где-то к концу банкета ко мне подходит Джим: «Не думаешь ли ты зарегистрироваться и сдать экзамен на профессионального химического инженера? Осталось всего пять месяцев...» Я удивился его предложению: зачем мне это? А он настаивает: «Откроешь свою фирму». «Я бедный эмигрант, – отвечаю, – мне бы сохранить свою работу, ну а фирму я открою в своей следующей жизни, если она будет». Он даже обиделся: «Забудь, что ты эмигрант, в Америке все эмигранты. Просто твой корабль пришёл в Америку чуть позже «Мэйфлаури». И запомни, Америка – страна второго шанса в жизни приехавшего сюда человека. И у тебя есть этот шанс, всё зависит только от тебя и всё в твоих руках!» Джим, безусловно, был глубоким и тонким человеком, выше среднего американца, но, с другой стороны, по менталитету он был типичный американец и говорил то, что считал правильным. Так мог говорить по-настоящему свободный человек другому, пытаясь поднять его на свой уровень. Это был очень впечатляющий для меня разговор. Через неделю раздумий я принял решение собрать документы и готовиться к экзамену. Сертификат профессионального инженера (Professional Engeneer, P.E.) имеет индивидуальный регистрационный номер штата (регистрация – прерогатива штата) и позволяет его владельцу иметь персональную печать и подписывать разработанные чертежи, расчётно-пояснительные записки и другую проектную документацию для строительства промышленных объектов. Подобная сертификация – не только привилегия, но и большая ответственность. За все проблемы принятой работы, главным образом, за безопасность, отвечает P.E. Штат имеет право отозвать сертификат, если инженер допускает ошибки и нарушения. Естественно, проектная документация должна быть по специальности профессионального инженера. Любые государственные, штатные или городские разрешительные агентства не примут никакую документацию на рассмотрение, если не будет подписи и печати действующего профессионального инженера, зарегистрированного в данном штате. В США 50 штатов и каждый имеет агентство по регистрации и проверке деятельности P.E. Требования при сдаче экзаменов немного отличаются от штата к штату. Считается, что самые сложные экзамены – в штатах Калифорния и Нью-Йорк. Получив сертификат регистрации в этих штатах, можно получить регистрацию в любом другом штате, написав только заявление в агентство и заплатив небольшой ежегодный налог. Для регистрации в штатах Калифорнии и Нью-Йорка инженеры из других штатов должны сдавать экзамен. Экзамены организуются раз в год в конце октября, обычно в субботу, и по всему штату одновременно. Длится он восемь часов и состоит из двух частей по четыре часа с часовым перерывом на обед. Экзамен проводится по системе “открытой книги”. Mожно приносить и использовать любые книги, справочники, учебники, записи и шпаргалки. Для меня это было очень удобно, я брал с собой на экзамен англо-русские и русско-английские словари. Треть экзаменационного времени у меня уходила на проблемы с английским. При решении задач нельзя разговаривать или подсказывать друг другу, за это сразу снимают с экзамена. Ровно в 9 утра раздают тетради, в которых сформулированы десять заданий из различных разделов курса. То же самое повторяется после обеда. Все задачи требуют чисто инженерных решений с выбором и принятием допущений, со схемами и расчётами, с обоснованием выбранной конструкции и, если требуется, с эскизом предлагаемого оборудования. При всём этом вы можете пользоваться любыми принесёнными материалами. В экзамен обязательно включают задание по экономике. Из десяти заданий следует выбрать только четыре, по одному заданию на час. Не требуют никаких выводов, формул или ответов на теоретические вопросы. Экзамен чисто инженерный, приближенный к условиям работы в офисе, где все технические материалы под рукой. Задача облегчается тем, что вы выбираете только 40 % из предложенных заданий, а в жизни так не бывает – надо решать все. На проверку сданных работ у агентства уходит 3-4 месяца. Результат окончательный, обсуждению, обжалованию или пересдаче не подлежит. Пересдавать экзамен можно, но только на следующий год. По статистике из числа сдающих получают сертификаты процентов 30-40. Число P.E. среди общего числа инженеров по данной специальности составляет около 5 %. Профессиональные инженеры нужны не только в проектных фирмах, но и на фирмах–производителях оборудования и на фирмах, его эксплуатирующих. Обычно зарплата у P.E. на 10-20% выше, чем у инженеров без регистрации, это плата за повышенную ответственность в работе. Так уж получилось, что я сдавал на два P.E. и оба получил сразу без пересдач. В 1982 году я получил Сертификат P.E. по специальности “Химический Инженер”, а в 1983 году Сертификат P.E. по специальности “Инженер Механик”. Экзамены каждый раз сдавал в октябре предыдущего года (в 81-ом и в 82-ом соответственно). Когда я получил второй сертификат, в поздравительном письме от регистрационного агентства была приведена статистика. Два технических сертификата P.E.имеют только 0,5% инженеров. Это ещё одно подтверждение полезности широты МИХМовского образования. Конечно, к экзаменам я готовился. Занимался вечерами, после работы сидел в библиотеке, два раза в неделю в течение двух с половиной месяцев, как прилежный студент, ходил в университет Бёркли на обзорные лекции. Эти дипломы помогли мне в последующих поисках работы и, особенно, через семь лет, когда я открыл компанию и не надо было нанимать дорогостоящего P.E.. Больше того, вначале, когда заказов было немного, я консультировал маленькие компании, которые не могли иметь дорогого P.E. в своём штате. А пока я работал «на дядю», мне меньше приходилось доказывать на очередном собеседовании, что я что-то умею делать
Жизнь продолжается
На первой фирме я проработал один год и один месяц. Появился какой-то язык, я тепло попрощался с Джимом, высказав ему, как мог, слова глубокой благодарности. Строительство алюминиевого завода шло полным ходом, и от проектировщиков требовался только авторский надзор. Как раз в это время меня пригласили на повторное собеседование (первое было около года назад, когда я только начал поиски первой работы) в инженерную компанию “Davy McKee” (филиал крупной английской строительной компании “Davy”). “Davy McKee” получила большой заказ на строительство медеплавильного цеха в штате Юта. Моя зарплата подскочила почти на треть. Видимо, не последнюю роль сыграло и то, что к тому времени я получил официальное письмо от регистрационного агентства о том, что я успешно сдал экзамен на P.E. «Химический Инженер». Я был назначен процесс–менеджером отделения подготовки сырья. Естественно, что не работая в прошлом в металлургии, процесса подготовки меднорудного сырья я не знал. Пришлось повторять историю с бокситами. Библиотеки, статьи, патенты… Довольно скоро я начал понимать, что мне надо делать. Делал я примерно то же, что и в первой компании - занимался процессными расчётами, материальными и тепловыми балансами, расчетами аппаратов с выходом на их размеры и подбором нужного вспомогательного оборудования. Также от меня требовалось заполнять бесконечные спецификационные формы и таблицы для тендера на закупаемое оборудование. Заказчик, как правило, совместно с проектировщиками выбирает технологию и покупает на неё лицензию, если она существует. Если лицензии нет или её срок действия истёк, то выбирают технологию, которая успешно работает либо у самого заказчика, либо по которой проектировщик уже строил цеха или производства. В такой устоявшейся промышленности, как металлургия, когда даже строительство цеха, не говоря уже о заводе, обходится в сотни миллионов долларов, никто не будет рисковать с новой революционной технологией, да и технологий таких нет. А деньги-то у заказчика не государственные (то есть ничьи!), а свои кровные, которые он хорошо считает. Рисковать никто не хочет – ни заказчик, ни проектировщик. Не удивительно поэтому, что в нашем случае был взят за основу проект четырёх летней давности материнской компании “Davy”. Мой технический интерес был удовлетворён за первых четыре месяца, когда отрабатывались технология и база выполнения проекта. Перед началом рутинной проектировочной работы главного менеджера проекта и меня послали в Юту к заказчику согласовывать технологию. Штат Юта и его главный город Солт-Лэйк-Сити (Город Соленого озера) являются центром мормонской религии – одной из ветвей христианства. Ее основатель пророк Джон Смит явился людям в этих краях в середине XIX столетия. Каждый член этой общины (а их около десяти миллионов) отчисляет в фонд мормонской церкви до 10 % своего годового дохода (церковная десятина). Финансисты мормонов, люди образованные и деятельные, из этих пожертвований создали финансово-промышленную империю с оборотом в 35 миллиардов долларов. Мормонская община владеет предприятиями и финансовыми компаниями. Они создают и содержат свои детские сады и школы, больницы и дома для престарелых, оплачивают учёбу в университетах неимущим студентам, устраивают бесплатные развлекательные поездки для членов общины. Короче, социализм – но без разворовывания и разбазаривания общих денег. Мормоны не пьют спиртного. Когда я в мормонском ресторане попросил пива, официант отказался выполнить заказ, посоветовав пойти в бар и взять пиво самому. В посёлках и городах мормонов практически нет уголовных преступлений. Удивительная вещь: мормоны практикуют многожёнство, что противоречит христианским заповедям. Но это никогда не обсуждается и никуда не выносится. В столице штата выстроен необыкновенной красоты мормонский собор. Это главная церковь всех мормонов в мире. В соборе имеется библиотека, в которой собрана самая полная в мире информация по генеалогии человечества. Люди со всего света приезжают сюда, чтобы найти в этих бесконечных, но толково структурированных списках своих предков и составить генеалогическое древо своей семьи. Прошло семь месяцев с начала проекта, и его передали на завершение в другие отделы. Работа нашего отдела закончилась. Меня подключили к отделу маркетинга – готовить процессную часть для тендерной (конкурсной) документации. Это была живая, интересная работа, но очень напряжённая, ибо были очень сжатые сроки для подготовки большого объёма тендерной документации. Полученный опыт особенно пригодился в первые годы становления своей компании К моему сожалению, в отделе маркетинга я проработал всего два месяца, так как к этому времени компания получила заказ от М. Кадаффи (Ливия) на проектирования и строительство завода по производству магния. Меня вернули в процессный отдел, и всё началось по кругу, только теперь с магнием.
Работа в области экологии
Забегая вперёд, могу сказать с некоторой даже гордостью, что в область экологии я ушёл почти на 10 лет раньше нашего МИХМа, а именно в 1983 году.
Стал смотреть по сторонам, искать себе другое применение. В компании “Davy McKee” к этому времени я уже отработал полтора года.
В начале 80-х в Калифорнии начинался бум в силиконовой долине (электроника), в биоинженерии, фармацевтике и в экологии. Штат Калифорнии стал ведущим штатом в Америке по строгости экологических законов, каковым сейчас и остаётся. Требования к ПДК в Калифорнии в ряде случаев были выше, чем по Америке. Бензин в Калифорнии на 15–20 % дороже, чем в других штатах. И это только потому, что в Калифорнии требуются дорогие окислительные добавки, обеспечивающие высокую полноту сгорания топлива и уменьшающие загрязнение окружающей среды. За чистоту воздуха надо платить!
Стал рассылать резюме, и одно из первых собеседований случилось у меня в городке Стоктон, в экологической компании, разрабатывающей и изготавливающей приспособления для автоматического мытья химического и нефтехимического оборудования и нефтехранилищ. Предложение перейти к ним на работу я получил сразу же в день собеседования. Компания молодая (ей всего 4 года) и небольшая (около 35 сотрудников). Все мне понравилось, все меня устраивало, кроме расстояния. 75 миль до Стоктона означали полтора часа в одну сторону, и то если без пробок. В компании был один чертёжник, планировалось нанять ещё двух инженеров-механиков. Предполагалось, что я буду заниматься усовершенствованием имеющегося оборудования и разработкой процесса переработки отходов. Так, в общих чертах, сформулировал мою задачу хозяин компании, носившей довольно претенциозное название – Industrial Innovation, Incorporated.
Звали хозяина Билл Урбани. Он являл собою колоритную фигуру: сорокалетний импозантный американец итальянского происхождения, получивший степень бакалавра по специальности инженера-механика в местном малоизвестном колледже. Он часто задавал мне вопрос (на самом деле обращенный к себе): для чего потратил я четыре года жизни в колледже? В Америке обучение в колледже занимает четыре года. Впоследствии, работая с ним близко, я стал понимать смысл этого вопроса: он от рождения был изобретателем с совершенно удивительной инженерной и, если так можно выразиться, чисто итальянской интуицией. Разъезжал он на мотоцикле «Харлей» или на американской машине «Экскалибур» (Дженерал Моторс) с открытым верхом. Ездил очень быстро, нарушая и постоянно получая штрафы. Часто наведывался в суд выяснять отношения с дорожной полицией. Иногда ему удавалось отсуживать штрафы. В офисе компании его было слышно, как только он открывал дверь. Билл шумел и ругался, причем абсолютно беззлобно. Я как-то сказал ему: «Билл, ведь всё это можно сказать тихо и без ругани». «Ты не понимаешь итальянской натуры, – горячо возразил он. – Нам Бог дал много энергии, и в тихой размеренной жизни нам негде её потратить, а это повышает давление и может убить человека. Я вынужден шуметь и ругаться, чтобы выпустить пар». По жизни он был весёлым, остроумным и доброжелательным человеком. Даже когда я ушёл из компании, я оставался у них консультантом ещё четырнадцать лет.
Я ехал домой и думал, что же я должен делать? С одной стороны всё, с другой – ничего конкретно. Предложение я принял с некоторыми сомнениями. Около трех лет проработал я в больших компаниях, и мне стало казаться, что я утерял чувство ответственности. В большой компании как у Аркадия Райкина: кто шил пиджак? Мы! Все отвечают за проект, но никто и ни за что конкретно. А здесь надо работать непосредственно под хозяином – инженером-механиком и разработчиком первого поколения оборудования. Моя работа будет как на ладони – и промахи, и удачи.
На следующий день подал заявление об уходе с прежнего места работы.. Удивились, похоже не ожидали, хотя я не раз высказывался, что работа не интересная. Попросили поработать ещё две недели, как и положено по закону. В день ухода пригласили в ресторан (здесь так принято), поблагодарили за работу, сказали, что, если не сработаюсь, то возьмут назад.
Но самое главное, обещали в будущем на запросы обо мне давать потенциальным работодателям хорошую характеристику. А это важно, если придётся в будущем менять работу.
Короче, расстались друзьями.
С понедельника вышел на новую работу. Хозяин начал знакомить меня с двумя отделениями компании. Одно находилось в местном порту и имело подъездные пути, по которым подвозились для очистки и мытья железнодорожные цистерны из-под химикатов или нефтепродуктов. Здесь также испытывались новые идеи и оборудование. Это была опытная база компании. Второе отделение было в городе и имело большое помещение с основным станочным парком и цех для сварки и сборки изготовляемого оборудования. Показал хозяин и инженерную комнату со столами и чертёжными досками. Почувствовав, что здесь мне не очень комфортно, он сказал: «Надеюсь, ты не будешь проводить здесь много времени». «А тогда где?» -спросил я сам себя, но решил не торопить время – пусть скажет, какую он от меня ожидает работу.
Во время обеда он говорил о делах компании, вводил мня в курс дел, но никакого конкретного задания для меня не сформулировал. Принесли счёт. Я предложил заплатить, по крайней мере, за себя. Он ответил: «Фирма платит». Впоследствии мы часто ходили на обед вместе, и всегда платил он. Я как-то спросил его, зачем фирме платить за мой обед? Ведь это лишние расходы, пусть небольшие, но деньги прямо из его кармана. «Ты совершенно не прав, – отвечал Билл. – Во время обеда мы обсуждаем работу – что сделано с утра и что надо сделать до конца дня. То есть мы этот час работаем, но фирма за этот час тебе не платит. Десять долларов за твой обед составляют лишь треть твоей зарплаты за час, да учти начисления (отпускные, страховки, налоги). Так что, дружище, твой обеденный час стоит мне раза в четыре раза дешевле, чем обычный. В итоге не ты мне должен, а это я на тебе сэкономил. Даже налоговое ведомство США разрешает полностью списывать с доходов компании эти обеды». Ещё один урок, который я в будущем использовал в своей компании.
На второй день работы я также не получил никого задания, продолжались общие разговоры о компании, о технологиях и оборудовании. На третий день я решил внести определённость. Во время ланча я попросил Билла определить круг моих обязанностей и дать мне конкретное задание. Ответ был обескураживающий. «Ты самый старший (не старый!!) в компании и самый образованный, у тебя два инженерных диплома и диссертация. Я тебя взял на работу за образование и за твой большой опыт. Я не буду давать тебе заданий, что делать решай сам. Делай то, что будет полезно компании. Что касается меня, то я готов обсуждать твои идеи и предложения».
Вот это поворот! Три года работы в больших компаниях придавили во мне инициативу. Я несколько отвык от свободы действий и от ответственности за них. Короче, забыл то, что когда-то вложил в меня Александр Николаевич Плановский.
Свобода дала результат: за короткий период мне удалось разработать оригинальные устройства для автоматизированной мойки цистерн от нефтепродуктов, а также машины для ликвидации розливов нефти на грунт. Билл был весьма удовлетворен результатами моей работы. В дальнейшем разработанные мною машины для ликвидации розливов нефти были закуплены рядом компаний России. В данных разработках также проявилась широкое инженерное образование, которое я получил в МИХМе.
В год юбилея желаю кафедре не утерять тех добрых традиций в подготовке инженерных кадров, которыми всегда был славен МИХМ.
(2007 г.)
